Немного поэзии.

[annaklarik]

Из любимого

Вот на это стихе я росла, и когда выросла выучила егос ама, если у меня будут дети буду им расказвать, как мне коглато мама



ТАМАРА



В глубокой теснине Дарьяла,

Где роется Терек во мгле,

Старинная башня стояла,

Чернея на черной скале.



В той башне высокой и тесной

Царица Тамара жила:

Прекрасна, как ангел небесный,

Как демон, коварна и зла.



И там сквозь туман полуночи

Блистал огонек золотой,

Кидался он путнику в очи,

Манил он на отдых ночной.



И слышался голос Тамары:

Он весь был желанье и страсть,

В нем были всесильные жары,

Была непонятная власть.



На голос невидимой пери

Шел воин, купец и пастух;

Пред ним отворялися двери,

Встречал его мрачный евнух.



На мягкой пуховой постели,

В парчу и жемчуг убрана,

Ждала она гостя... Шипели

Пред нею два кубка вина.



Сплетались горячие руки,

Уста прилипали к устам,

И странные, дикие звуки

Всю ночь раздавалися там:



Как будто в ту башню пустую

Сто юношей пылких и жен

Сошлися на свадьбу ночную,

На тризну больших похорон.



Но только что утра сиянье

Кидало свой луч по горам,

Мгновенно и мрак и молчанье

Опять воцарялися там.



Лишь Терек в теснине Дарьяла,

Гремя, нарушал тишину,

Волна на волну набегала,

Волна погоняла волну.



И с плачем безгласное тело

Спешили они унести;

В окне тогда что-то белело,

Звучало оттуда: прости.



И было так нежно прощанье,

Так сладко тот голос звучал,

Как будто восторги свиданья

И ласки любви обещал.



Вот этот стих я полюбила в школе. Марина Цветаева



Идешь, на меня похожий,

Глаза устремляя вниз.

Я их опускала-тоже!

Прохожий, остановись!



Прочти -- слепоты куриной

И маков набрав букет-

Что звали меня Мариной

И сколько мне было лет.



Не думай, что здесь-могила,

Что я появлюсь, грозя...

Я слишком сама любила

Смеяться, когда нельзя!



И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились...

Я тоже была, прохожий!

Прохожий, остановись!



Сорви себе стебель дикий

И ягоду ему вслед:

Кладбищенской земляники

Крупнее и слаще нет.



Но только не стой угрюмо,

Главу опустив на грудь.

Легко обо мне подумай,

Легко обо мне забудь.



Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли...

-- И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли.



Перевод баллады о Вересковом меде Стивенсона. Люблю эту балладу



Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.



В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей.



Пришел король шотландский,

Безжалостный к врагам,

Погнал он бедных пиктов

К скалистым берегам.



На вересковом поле,

На поле боевом,

Лежал живой на мертвом

И мертвый — на живом.



Лето в стране настало,

Вереск опять цветет,

Но некому готовить

Вересковый мед.



В своих могилках тесных,

В горах родной земли,

Малютки-медовары

Приют себе нашли.



Король по склону едет

Над морем на коне,

А рядом реют чайки

С дорогой наравне.



Король глядит угрюмо:

"Опять в краю моем

Цветет медвяный вереск,

А меда мы не пьем!"



Но вот его вассалы

Приметили двоих

Последних медоваров,

Оставшихся в живых.



Вышли они из-под камня,

Щурясь на белый свет, -

Старый горбатый карлик

И мальчик пятнадцати лет.



К берегу моря крутому

Их привели на допрос,

Но ни один из пленных

Слова не произнес.



Сидел король шотландский

Не шевелясь в седле.

А маленькие люди

Стояли на земле.



Гневно король промолвил:

- Пытка обоих ждет,

Если не скажете, черти,

Как вы готовили мед! -



Сын и отец молчали,

Стоя у края скалы.

Вереск звенел над ними,

В море катились валы.



И вдруг голосок раздался:

- Слушай, шотландский король.

Поговорить с тобою

С глазу на глаз позволь!



Старость боится смерти.

Жизнь я изменой куплю,

Выдам заветную тайну! -

Карлик сказал королю.



Голос его воробьиный

Резко и четко звучал:

- Тайну давно бы я выдал,

Если бы сын не мешал!



Мальчику жизни не жалко,

Гибель ему нипочем.

Мне продавать свою совесть

Совестно будет при нем.



Пускай его крепко свяжут

И бросят в пучину вод -

И я научу шотландцев

Готовить старинный мед! -



Сильный шотландский воин

Мальчика крепко связал

И бросил в открытое море

С прибрежных отвесных скал.



Волны над ним сомкнулись.

Замер последний крик.

И эхом ему ответил

С обрыва отец-старик:



- Правду сказал я, шотландцы,

От сына я ждал беды:

Не верил я в стойкость юных,

Не бреющих бороды.



А мне костер не страшен.

Пускай со мной умрет

Моя святая тайна -

Мой вересковый мед!





Этот тоже из школы, очень красиво и проникновенно, после "Незнакомки" я полюбила Блока. Итак Александр Блок.



По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.



Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.



И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.



Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный

Бесмысленно кривится диск.



И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной

Как я, смирен и оглушен.



А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!» кричат.



И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.



И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.



И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.



И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.



Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.



И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.



В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.



Вот еще из Блока, одно из любимых.(его многие знают)



Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи ещё хоть четверть века -

Всё будет так. Исхода нет.



Умрёшь - начнёшь опять сначала

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.



Этот стих в свое время сильно поразил. Все тот же Блок



Под насыпью, во рву некошенном,

Лежит и смотрит, как живая,

В цветном платке, на косы брошенном,

Красивая и молодая.



Бывало, шла походкой чинною

На шум и свист за ближним лесом.

Всю обойдя платформу длинную,

Ждала, волнуясь, под навесом.



Три ярких глаза набегающих -

Нежней румянец, круче локон:

Быть может, кто из проезжающих

Посмотрит пристальней из окон...



Вагоны шли привычной линией,

Подрагивали и скрипели;

Молчали желтые и синие;

В зеленых плакали и пели.



Вставали сонные за стеклами

И обводили ровным взглядом

Платформу, сад с кустами блеклыми,

Ее, жандарма с нею рядом...



Лишь раз гусар, рукой небрежною

Облокотясь на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною,

Скользнул - и поезд в даль умчало.



Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая...

Тоска дорожная, железная

Свистела, сердце разрывая...



Да что - давно уж сердце вынуто!

Так много отдано поклонов,

Так много жадных взоров кинуто

В пустынные глаза вагонов...



Не подходите к ней с вопросами,

Вам все равно, а ей - довольно:

Любовью, грязью иль колесами

Она раздавлена - все больно.



Ну на сеголдян хватит еще есть Тютьчев, ет Пушкин и т.д.